Свт. Макарий (Невский)

Видеоматериалы

ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ МАКАРИЯ (НЕВСКОГО), МИТРОПОЛИТА МОСКОВСКОГО И КОЛОМЕНСКОГО

  Жизнь каждого человека определяется Божественным Промыслом, но в жизни святых угодников действие Его более явственно и очевидно. Девяностолетний земной путь митрополита Макария от первого дня до его блаженной кончины отмечен чудесами и духовно знаменательными событиями. Пережитая нами трагическая история восстания сил зла на святую Церковь и ее чад, разрушение тех религиозно-нравственных устоев, которыми веками жило русское общество, пролили новый яркий свет на неослабную ревность в деле сохранения православных традиций, которой отличался этот архипастырь-подвижник.

   Родился Владыка в праздник Покрова Пресвятой Богородицы в 1835 г. в с. Шапкино Ковровского уезда Владимирской губернии. Он был шестым ребенком в бедной семье причетника сельского храма Рождества Пресвятой Богородицы Андрея Парвицкого (фамилия Невский у будущего святителя появилась в Тобольской семинарии). Ребенок был очень слаб и не оставлял надежды остаться в живых. Поэтому он был сразу же крещен с именем Михаил и в белой крестильной рубашке положен под святые иконы в ожидании смерти. Но младенец остался жить. Это было первое чудо в его жизни. Благодатная помощь Божия и Покров Богородицы не оставляли его никогда. Первые часы стали как бы прообразом его земного пути: «Всю свою долгую жизнь в разных положениях и даже на высоких служебных постах он так мало брал от жизни, так слабо был связан с земным»[1].

   Семья А.И. Парвицкого испытывала тяжкие лишения. Особенно ухудшились жизненные условия, когда сгорел их дом. Несколько месяцев многодетная семья жила в тесной церковной сторожке. О детстве своем митрополит рассказывал, когда в 1913 г. посетил родное село. Он вспомнил, как однажды родители ушли пешком в Москву по жизненным нуждам, поручив всех детей заботам старшей дочери. На пропитание было оставлено немного хлеба. Родители на несколько дней задержались, а хлеб кончился. Дети вынуждены были есть клевер.[2]

   С раннего детства Михаил был связан с молитвой. Епископ Арсений (Жадановский), хорошо знавший Владыку, писал о той духовно-нравственной атмосфере, в какой воспитывался будущий наставник христианских добродетелей: «Родители Михаила, при всей своей нищете материальной, были богаты благочестием. В строгости христианской воспитывали они детей. Родительская молитва, особенно материнская, укрепляли и защищали их»[3].

   Михаил унаследовал от матери нежность сердца и любовь к молитве. С первых лет жизни он был связан с храмом. Позже, когда он в сане митрополита (7-9 сентября 1913 года) посетил родное село и вновь увидел дорогую его сердцу сельскую церковь, в нем пробудились воспоминания о пережитом: «Вот теперь передо мной как живые встали картины моего раннего детства… Вот этот клирос правый… Здесь я помогал своему отцу петь… А здесь я разжигал кадило… Как живую я сейчас вижу свою мать, стоящую рядом с нищими… И как она горячо всегда молилась, и меня, тогда еще малютку, нередко ставила рядом с собой и заставляла преклонять колена во время молитвы… Помню, как я горячо однажды взывал к Богу со своей просьбой послать мне тулупчик, так как по бедности родителей я не имел теплой одежды, и Господь послал мне… Рос я хилым и слабым ребенком, и мне многие предрекали раннюю смерть … да и смерть дважды хватала меня в свои холодные объятия: однажды я полузамерз на льдине, а в другой раз был убиваем разбойниками. Но молитва матери спасла меня от напрасной смерти, и по ее молитве я стал тем, чем есть теперь»[4].

   Мать иногда ходила с котомкой в Москву к своему родному брату протоиерею Иоанну Рождественскому[5], которого Владыка Макарий весьма чтил.

   Бедность и нищета детских лет явились для будущего подвижника подлинной школой жизни. Благодаря родительскому благочестию Михаил научился с христианским терпением переносить жизненные лишения. Одна из его архипастырских проповедей имеет поучительное название: «Не всякий богач будет осужден и не всякий бедняк будет награжден (Поучение в неделю 22-ю по Пятидесятнице)». Проповедь заканчивается призывом: «Братие! Будем чаще вспоминать притчу о богатом и Лазаре, чтобы не видеть горькой участи первого и удостоиться за терпение и смирение вместе со вторым, и удостоиться быть не с Авраамом только, но с Самим Христом в раю». Горькая нужда раннего детства несомненно подготовила Михаила к многотрудной, полной суровых лишений, миссионерской жизни[6].

   В 1843 году побуждаемый крайней нищетой и желанием из пономаря сделаться дьяконом (что вполне соответствовало его способностям) Андрей Парвицкий исполнил свое давнее желание оставить родные места и переселиться в далекую Сибирь. Многочисленная семья направилась в Тобольск. Путь был очень трудным. Дорогой часто нечем было кормить детей. Хотя Андрей Парвицкий желаемого места не получил, переезд этот был важным событием в жизни будущего Владыки. Тут видится действие Божественного Промысла: именно в Тобольске у Михаила Парвицкого родилось горячее желание поехать миссионером на Алтай.

   Михаил поступил в Тобольскую духовную семинарию. К этому времени отец с семьей переехал в с. Верх-Ануйское Томской епархии. Отрок остался один. Тоска по любимой матери сильно повлияла на его характер. У него появилась тяга к уединению. Он много читал Священное Писание, творения святителя Тихона Задонского и прп. Ефрема Сирина, житие преп. Серафима Саровского. Кроме семинарии и храма Михаил нигде не бывал. Такая настроенность дала ему возможность сохранить душевную чистоту. «От усиленных занятий и неумеренного постничества силы юного аскета оказались настолько подорванными, что он сильно заболел и был близок к смерти. Но Господь сохранил его, здоровье Михаила скоро поправилось, хотя слабость и недомогание были его спутниками все последующие годы жизни»[7].

Знаменитый алтайский миссионер прп. Макарий (Глухарев)

  В 1854 г. Михаил окончил духовную семинарию вторым по разрядному списку. Столь серьезные успехи давали ему возможность продолжить учебу в Духовной академии. Побуждение способного юноши продолжать изучение богословских наук уступило горячему желанию жертвенного служения Богу и людям. Об этом вспомнил он через тридцать лет в речи, сказанной при наречении его в епископа Бийского: «Не суждено было мне уготовиться к высокому служению святительства в высшем святилище наук, хотя было звание к тому и раз, и два. Смею думать, что не случайно, но промыслительно было сие, да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душею моею от юности излюбленного; ибо еще на школьной скамье мысль о миссионерстве занимала меня. Известия об апостольских трудах патриарха российского миссионерства влекли сердце мое к алеутам американским; но Промысл Божий, случайным разговором со мной одного из присных моих, указал мне путь к алеутам алтайским, в Алтайскую миссию, где и обретен мною мир душе, томившейся исканием пути, в онь же пойду»… «Тридцатилетняя жизнь на Алтае была для неопытности моей той академией миссионерства, какую некогда открыть предполагалось в центре России…»[8]

   Выбор этот, в котором так явственно проявились высокие, истинно-христианские стремления души, определил направление всей его долгой жизни. Современник митрополита Макария св. равноапостольный Николай Японский, сам на заре жизни избравший путь миссионера, лучше других мог оценить это решение: «В тот период ранней молодости, когда человек лишь только получает способность к самоопределению, Вы определили себя на служение Миссии» — писал он в 1911 г. Макарию, бывшему тогда архиепископом Томским[9].

   Родители благословили Михаила, и он 22 февраля 1855 г. был принят в Алтайскую Миссию в звании учителя и миссионерского сотрудника. Молодому труженику было явление основателя миссии архимандрита Макария (Глухарева), ныне прославленного в лике святых. Сам Владыка в письме к орловскому протоиерею Илье Ливанскому рассказал об этом так: «Я, грешный, в первый или второй год по поступлении в миссию, много был утешен и ободрен явлением его во сне. Я видел его явившимся мне в алтаре, когда оттуда был услышан шум в самом храме. Указывая на этот беспорядок, как на последствие нерадения тех, которым поручена Улалинская паства, он сказал мне: «Ты здесь после меня обучайся». Считаю эти слова пророческими».[10] Три с половиной десятилетия самоотверженных и суровых трудов по просвещению алтайцев отмечены чудесными явлениями помощи Божией, только часть которых нам известна благодаря очеркам А. И. Макаровой-Мирской. Ее книга — достоверные рассказы о миссионерах-подвижниках: «как жившая много лет на Алтае, лично хорошо знала и о трудах и о подвигах, о которых слышала от очевидцев, достойных полного доверия»[11].

   Помощь свыше явилась новоначальному работнику Алтайской миссии, когда он принялся изучать язык местных жителей. Сначала было очень трудно, но «к весне Михаил Андреевич чудесно усвоил алтайский язык: в семье толмача Чевалкова[12] к нему привязались все, как и в семье о. Стефана; и как дивился сам Чевалков и его семья тому, что скоро научился он понимать язык их родины.

   «Матерь Божия помогла!» — говорил Михаил Андреевич, и стал заниматься вместе с толмачом переложением священных книг на язык Алтая».[13] Господь спасал митрополита Макария от явных опасностей, угрожавших ему смертью.

   В 1855-57 гг. он трудился учителем церковного пения в Улалинском училище и служил псаломщиком в церкви. Современные исследователи располагают разнообразными документами и материалами по истории Алтайской Миссии. Есть немало свидетельств о тех тяжелых жизненных условиях, в которых совершалось великое равноапостольное дело. Сам Владыка Макарий об этих десятилетиях вспоминал: «Служение миссионерское, как служение апостольское, есть более всего ряд скорбей, болезней и трудов… Мы не говорим о трудностях миссионерских путешествий, которые доводятся редко в экипаже, никогда в вагоне, но нередко пешком, на лыжах, часто верхом, на лодке, под дождем, иногда в снежную метель, все это — болезни и труды для тела. Но есть страдания большие — страдания души. Миссионер — страдалец, он страдает душой в начале служения своего от среды, в которую попадает, там нет ни родной семьи, ни родного общества, ни привычной для него жизненной обстановки. Среди инородцев, сперва чуждых для него по языку, по обычаям, чужой и для них, он чувствует иногда ужасную истому от одиночества, он не обретает здесь человека, с которым мог бы поделиться своим горем, поведать свою скорбь и в дружеском и братском разговоре найти для себя некоторую отраду… Немалую тугу для миссионера составляет недостаток материальных средств, таковой недостаток и всегда чувствителен, особенно для семейных, и в начале существования миссии миссионеры буквально нищенствовали. Одежда у них была столь убога, что когда они были посылаемы в ближайший город по делам миссии, то городские жители тотчас узнавали явившегося по одежде его, что он из миссии: на подоле рукава дырявые, сапоги таковые же. Вот миссионер отправляется в путешествие. Чем он тогда питается? Утром — чай с сухарями, вечером опять чай с сухарями, иногда, для разнообразия, чай с толокном»[14]. Миссионеры не только просвещали алтайцев и совершали богослужения, но и сами же выполняли физические работы: пекли хлеб, разгребали снег, мыли пол, готовили дрова и топили печь.

   Новому служению Михаил Невский посвятил себя всецело. Миссионерство стало для него равнозначно жизни. Это можно утверждать без преувеличений на основе дошедших до нас свидетельств. Самоотвержение и любовь к делу в новом сотруднике вскоре заметил начальник Алтайской миссии протоиерей Стефан Ландышев. По рассказам его дочери А.Макаровой-Мирской (урожденная Ландышева), он говорил: «Будет из него толк, из помощника моего нового, смотрю на него и Незабвенного[15]вспоминаю… бывало, так же горел, на дело рвался, и все ему казалось мало… и ни помысла о мире, о семье … будущий инок … помяни меня, приемник будет незабвенному архимандриту, первому Алтая апостолу»[16].

Иеромонах Макарий в первые годы служения в Алтайской миссии

  Первые годы Михаил Невский посвятил изучению языка алтайцев. Дело шло весьма трудно. Тогда он стал усиленно молиться Матери Божией и вскоре чудесным образом овладел новым языком. Молодой проповедник все свое время проводил в далеких аилах, проповедуя истинную веру. Известны плоды этих трудов. В записках многолетнего миссионера священника Василия Вербицкого рассказывается о двух юношах, которые зимой 1857 г. пришли к нему из аила Ужлэпа и попросили крестить их. Отец Василий убедился, что они хорошо наставлены в вере и даже знают некоторые молитвы: «Мы знаем о Боге, — скромно, но убедительно сказал старший. — Ведь он приходил к нам летом, тот, кто научил нас Его любить … такой молодой, добрый … ах, как говорил нам с Кобрахом о том, как любит Господь крещеных людей потому, что Он им Отец, и как хорошо быть детьми такого Отца … Нам никто не мешал: мы сделали ему шалаш из ветвей, потому что пошли дожди. И четыре дня он был с нами … Не разводя огня, проводил он ночи, потому что не хотел, чтобы о нем узнали, пока он нас не научит, и на пятый день сказал нам с грустью, что должен идти к другим…»[17]. Отец Василий стал расспрашивать новообращенных, как выглядит их наставник. «Мне сразу же подумалось, что их учитель был наш сотрудник Невский, юноша с горячим сердцем, но он постоянно был на деле при миссии и не мог бродить по далеким аилам, так как имел мало досуга … Кто же был этот Божий слуга, чья душа томилась о подвиге и чьи ноги обтекали глухие углы Алтая, ища для Господа людей?»[18] Несколько месяцев спустя отец Василий проезжал то село, в котором жили юноши, принявшие крещение. Он встретился с ними. «Мы ехали тихо и близились к цели, разговаривая между собою, когда из-за поворота с горы, почти на нас, немного забирая влево к горной тропе, выехал всадник без проводника.

— Брат Михаил! — крикнул я.

Я поехал к нему быстро, но мои спутники перегнали меня …

— Добрый наш, мы тебя искали везде и нашли, слава Богу …

Они говорили, перебивая друг друга, а он сидел, полный смущения, стараясь не смотреть на меня, и сказал своим тихим голосом, обращаясь ко мне:

— Простите, отец Василий, что я не дождался вас: там все сделано, а в вершине Кара-сука есть больные.

— Простите меня, — наклонился он к молодым новокрещенным, — я рад за вас … я приду к вам, но теперь мне нужно спешить … Простите меня …

И, подогнав коня, быстро поехал по каменистой оснеженной дороге, озаренной розовыми тонами заката.

А мои новокрещенные, сняв шапки, смотрели ему вслед с радостными лицами, не садясь на лошадей …

У меня шибко билось сердце, и слезы просились на глазах …

— Так вот кто был Божий слуга, смиренно скрывавший свой подвиг и не хотевший пожинать плодов своего труда? Я понял его ранний отъезд: он ждал нас только поздним вечером и, узнав, что со мной едут те, души которых он привлек ко Христу, поспешил уехать, чтобы никто не узнал о его смиренном подвиге, которому он отдавал дни досуга. Теперь я вспомнил, что и другие миссионеры говорили о случаях, подобных моему, и благословил имя нашего молодого сотрудника. Мне подумалось, что такие будут светочами юной миссии нашей, и из него выйдет лучший апостол Алтая»[19].

   С 1857 г. Михаил Невский становится рясофорным послушником. 16 марта 1861г. он принял монашеский постриг с именем Макария в память преподобного Макария Великого (день Ангела Владыка праздновал 19 января)[20]. На другой день епископ Томский и Енисейский Порфирий (Соколовский) рукоположил его в иеродиакона. 19 марта состоялась иерейская хиротония. После этого иеромонах Макарий направляется на миссионерское служение в Чемальский стан. С принятием священства миссионерские возможности о. Макария расширились. Раньше он проповедовал и научал основам христианства тех, кто откликался на его проповедь. Он также готовил людей к причащению. Теперь он мог сам крестить, преподавать святые Христовы Тайны, насколько позволяли условия совершать службы.

   Алтай являл собой разительный контраст: царски роскошная, поражающая взор своей красотой природа и убогая жизнь ее обитателей. Нищета, жалкий быт, отсутствие медицинской помощи и постоянная грязь в жилищах вызывали кожные и другие болезни. Люди были суеверны, сознание было примитивным. На религию смотрели только с точки зрения практической пользы. Трудно было таким людям открывать духовную высоту истинной веры. Чаще всего к миссионерам обращались в состоянии тяжелой болезни, выражая готовность креститься, если он исцелит их. Поэтому о. Макарий нередко действовал как врач. Хотя знания его были весьма простые, аптечка скудной, он доставлял облегчение людям, восполняя недостаток материальных средств усиленной молитвой. Господь нередко через него совершал чудеса. Тяжело заболел мальчик Алас в одном далеком аиле близ озера Канунь. Он бредил, лицо было обезображено, отец больного привез к нему о. Макария.

Иеромонах Макарий в юрте алтайца

«— Оспа, да? — сказал гость, подходя к бредившему ребенку:

— Бедный Алас … закройте вход … вот, я привез масло, святое масло, я помажу его … не совсем открывайте»[21]. Мальчик пришел в себя:

«— Абыз![22] — радостный шепот сознательно слетел с губ Аласа, руки с трепетом протянулись к священнику …

   Присев у огня и гладя его горячую головку, священник стал говорить о Рождестве, о тайне искупления — просто, понятно, тихо и спокойно. И старый хозяин юрты, и мать ребенка и больное дитя слушали жадно, пока мальчик не уснул успокоенный, сжимая крест в худенькой смуглой руке.

— Ну, мне надо ехать, — сказал миссионер, — Ему лучше, Кургай, он выздоровеет…

   И, склонившись к ребенку, тихо и ровно начавшему дышать, он поцеловал обезображенное, распухшее личико без боязни заразы и вышел спокойный и тихий во мглу морозной ночи, совершив свое дело любви»[23]. Мальчик поправился.

   В «Русском паломнике» за 1911 г. (№ 16) в статье «50 лет миссионерского подвига (По поводу 50-летнего юбилея Преосвященного Макария, Арх. Томского)» рассказывается об исцелении о. Макарием алтайца, находившегося с точки зрения медицины в безнадежном состоянии. У больного была запущенная гангрена. Заклинания местных знахарей не помогли. Больной худел, тяжело страдал, а родственники избегали его, как порченого. К физическим страданиям присоединились и нравственные. В таком положении, находясь в состоянии отчаяния, больной издалека едет в сопровождении жены к отцу Макарию в смутной надежде найти у него помощь. О. Макарий обмыл руку и, порывшись в аптечке, нашел лекарство:

«— Прими это внутрь, — ласково говорит он язычнику, — и думай о Боге, Творце мира, о Христе, исцеляющем недуги, проси его:

— Христос, исцели!

— Христос, исцели! — сказал алтаец… трепещущим голосом, и его жена повторила его слова.

   Вера о. Макария передалась им и зажгла в их сердцах надежду. Через некоторое время алтаец выздоровел и крестился. Духовная семья о. Макария увеличилась»[24].

   Делу обращения алтайцев много способствовало обаяние светлой личности миссионера, в любых погодных условиях спешившего на помощь страждущему. Отец Макарий «обладает каким-то особым секретом располагать и притягивать к себе всех, с кем он встречается. Он не просто проповедует. Он входит в подробности жизни ближнего, знакомится с его нуждами, а затем уже просвещает его… Даже когда он нездоров и его лихорадит, он не бережет себя: служит, проповедует, лечит»[25] — писал о миссионерском служении отца Макария его современник. Известен случай, когда отец Макарий высосал смертельный для человека яд из ноги мальчика, укушенного змеей. Проводник его, местный житель, предостерег его: «Если тебе попадет яд, ты умрешь». Миссионер спас мальчика и остался жив[26]. Это происходило в присутствии родственников, в том числе отца мальчика, встретившего сначала появление миссионера в этих местах со злобными угрозами. Они никогда не видели проявления столь жертвенной любви. «Сколько было случаев, когда о. Макарий подвергался явной опасности, и он шел на нее спокойно и уверенно, если видел, что это необходимо для спасения души вверенного ему духовного стада. Особенно сделался памятен случай, когда отцу Макарию угрожала опасность быть убитым озверелой толпой. Был праздник, отец Макарий только что закончил службу в церкви, как ему сообщают, что в одном из селений часть инородцев возмутилась и пошла с кольями на другую… Многие были уже тяжело ранены, были и убитые… Как ни отговаривали о. Макария, указывая ему на явную опасность его появления среди разъяренных дикарей, он остался непреклонен. Он немедленно отправился туда и его появление поразило дерущихся своей неожиданностью. Вначале оно их как будто еще более озлобило. Слова увещания не действовали.

— Зачем он здесь? — закричал предводитель одной из сторон и ударил о. Макария.

— Вот тебе, — крикнул он.

   О. Макарий упал, но быстро поднялся и продолжал говорить. Смелые, ясные глаза миссионера и его бесстрашная проповедь покорила обе враждующие стороны… За минуту дикие и полные гнева алтайцы теперь окружили его, целовали его руки и просили у него прощения»[27].

   Другой современник его, иеромонах (будущий митрополит) Нестор (Анисимов), замечательный миссионер, в историческом очерке, посвященном просвещению Сибири, писал: «Сподвижник епископа Владимира по Алтайской миссии игумен Макарий снискал среди населения Алтая такую любовь, что был у них не только пастырем-учителем, но и судьею совести. А его духовные стихи знали там и до сих пор знают наизусть почти все дети. Этот неутомимый труженик 28 лет обогревал ниву православного просвещения на Алтае своею поэтическою душою, исполненною чувством глубокого благожелания. Он был преемником епископа Владимира на Бийской кафедре, а затем, после Исаакия Положенского, и на епархии Томской с 26 мая 1891г., где до сих пор пользуется пламенною сыновнею привязанностью всего православного населения»[28].

Николай Иванович Ильминский (1822-1891), профессор Казанского Университета

   Выдающимся вкладом в дело алтайского миссионерства была переводческая деятельность Владыки Макария. Освоив еще в начале служения язык местных жителей, он довел знание его до совершенства. В 1864г. иеромонах Макарий прибыл в Санкт-Петербург для печатания в синодальной типографии богослужебных переводов на алтайский язык. Прожил в столице он два года. Живя в Духовной Академии, каждый день ходил пешком в синодальную типографию, находившуюся в здании Святейшего Синода, и, проведя в работе весь день, возвращался пешком домой, неся новые корректуры. Вся работа по правке корректур и сношениям с цензором алтайских изданий лежала на нем. Здесь он познакомился с профессором Н. И. Ильминским. Сотрудничество с этим выдающимся ученым и подвижником было очень плодотворным (особенно в Казани в 1868-69 гг.). В 1867 г. отец Макарий вновь прибыл в столицу и трудился там до июля 1868 года. За оба срока пребывания в Санкт-Петербурге были напечатаны на алтайском наречии:

1. Литургия св. Иоанна Златоуста;
2. Священная история Нового Завета;
3. Воскресные Евангелия, читаемые на литургии;
4. Евангелия Воскресные, читаемые на утрене на двунадесятые праздники и на Страстную седмицу;
5. Последование часов и изобразительных;
6. Огласительные поучения для готовящихся ко Св. Крещению;
7. Последование Св. Крещения.

«Большая часть этих книг вновь переведена была о. Макарием, и только некоторые были переведены до него, а им были пересмотрены и исправлены, причем окончательно установлена была транскрипция алтайской письменности. Во всяком случае, ему принадлежит напечатание первых книг на алтайском языке… Переводы иеромонаха Макария и его сотрудника Чевалкова положили прочное начало той, обширной уже, переведенной письменности алтайской, которая до того развивалась на данных им началах. Начала эти заключались в следующем: перевод на одно из алтайских наречий (телеужское), но с выбором таких слов и оборотов, которые делали бы переводимое понятным алтайцам, говорящим на других наречиях, изучение духа и конструкции алтайского языка, его внутреннего и внешнего склада, чтобы перевод воспроизводил в уме инородца те же мысли и чувства и в том же порядке и направлении, в каком русский текст производит в уме русского свободное творчество в сознании новых слов и в установлении христианской терминологии на алтайском языке, понятом инородцам и в то же время нисколько не напоминающей им прежних образов языческой веры»[29]. Переводы на таких началах делались очень тщательно и обдуманно. Отец Макарий, чтобы найти и ввести в употребление новый термин, нередко специально отправлялся на несколько недель или месяцев в глухие места Алтая и после многих бесед с местными жителями, убедившись, что для выражения того или иного христианского понятия подходит, а для алтайцев понятно то, а не другое слово или выражение, принимал его к употреблению. Отец Макарий пришел к тем же мыслям и принципам, к каким в то же время пришел в Казани Н. И. Ильминский.

   Важным событием в просветительской деятельности Алтайской Миссии было составление в 1868г. совместно с Михаилом Чевалковым (алтаец, крещеный еще архимандритом Макарием (Глухаревым); умер протоиереем) алтайской азбуки. «Составлена она применительно к звуковому способу и притом так, что по ней обучение начинается чтением на алтайском языке, затем делается переход к русскому, и потом текст идет совместно на двух языках. К азбуке приложены главнейшие молитвы и книжка для чтения из мест Священного Писания, составляющих в общем краткое, но цельное изложение догматического и нравственного учения»[30]. Обзор переводческой деятельности отца Макария будет весьма неполным, если не назвать и другие его труды. Он перевел сначалаЕвангелие от Матфея, а позже все Четвероевангелие. Из богослужебных книг: Всенощное бдениеПение на всенощном бдении и литургииУчебный ЧасословТребник с дополнениямиПравило для готовящихся ко Св. ПричащениюПолный служебник на алтайском языке с параллельным славянским текстом.

   Проповедь и крещение обратившихся было лишь первым этапом утверждения православия на Алтае. Дальнейшая работа требовала просвещения и обучения началам христианства новообращенных. Необходимо было организовать на Алтае школьное дело, чтобы просвещенные Христовой истиной алтайцы стали сознательными чадами Православной Церкви.

   В 1865 г. начальником Алтайской Миссии был назначен архимандрит Владимир (Петров). Проездом через Казань он познакомился с организацией крещено-татарских школ по системе Н. И. Ильминского и решил использовать этот опыт на Алтае. Он направил иеромонаха Макария в Казань для изучения школьного дела. Отец Макарий знакомился с методами обучения крещеных татар полтора года (с июня 1868г. по декабрь 1869г.). Он не только подробно знакомился с просветительской деятельностью профессора Н. И. Ильминского, но и сам участвовал в жизни крещено-татарских школ. Будучи знатоком церковного пения и имея тонкий вкус, отец Макарий заметил в той же школе одноголосия и другие недостатки и возгорелся желанием исправить. С благословения старших он начал приучать мальчиков и девочек исполнять хором на родном языке молитвы «Царю Небесный», Отче наш,Богородице Дево, радуйся, а потом и другие песнопения. Этот добрый почин способствовал тому, что в казанской школе все богослужения упрочились на татарском языке, и его охотно стали посещать взрослые крещеные татары, на которых церковные службы производили неотразимое впечатление»[31]. В 1868 году иеромонах Макарий совершил впервые литургию на татарском языке.

   Труды отца Макария были высоко оценены в Казани. Совет братства святителя Гурия избрал его пожизненным своим членом, а архиепископ Казанский Антоний ходатайствовал в Святейшем Синоде о возведении его в сан игумена.

   По возвращении из Казани отец Макарий устроил в Чопоше по типу крещено-татарских школ Н. И. Ильминского училище на семьдесят человек с общежитием. Уже через два года воспитанники добились впечатляющих успехов. Посетивший училище томский губернатор А. П. Супруненко пришел в восхищение от ответов учеников. Он сообщил об этом министру народного просвещения, ходатайствуя о награждении руководителя училища орденом святой Анны.

   В 1872 г. училище в Чопоше выпустило первых учителей для других школ. Ученики руководимой отцом Макарием школы сеяли семена христианской веры в окрестных аилах, куда являлись для чтения по-алтайски назидательных рассказов, бесед и пения и церковных молитв.

   Отец Макарий привлекал учащихся к переводческой деятельности. В результате появилась целая библиотека христианской литературы: переводной и оригинальной, печатной и рукописной.

   Не только школьное дело требовало постоянных забот и внимания, но и попечение о новой пастве. За время отсутствия отца Макария на Алтае не во всех местах было все благополучно. «В Чопоше и Чемале отец Макарий нашел все в порядке, в глухом же Чулышмане дело обстояло неблагополучно: местные старшины, зайсаны-язычники, стали преследовать новокрещеных и даже замучили до смерти одну женщину-христианку. Больно заныло сердце отца Макария от таких вестей. С печалью он думал: неужели и сюда, в эти мирные горы, проникла ненависть, которой он всегда боялся и которую старался всемерно искоренять христианской любовью? Как не хотелось ему дать в обиду «кровных» духовных детей! Он желал лучше самому быть уничтоженным злыми зайсанами, чем видеть страдания милых, дорогих ему алтайцев»[32]. Но Господь хранил Свое стадо. Язычникам не удалось погасить веру среди своих просветившихся истиною собратьев. Не только проповедь, но, прежде всего, молитвы ревностного пастыря умиротворили алтайцев. Нестроения прекратились.

   29 июля 1871г. иеромонах Макарий был возведен в сан игумена, а в 1875 г. стал помощником начальника Алтайской миссии. Со слов епископа Арсения (Жадановского), близко знавшего митрополита Макария на Московской кафедре, назначение это самого отца Макария не порадовало. Предстоял переезд в Улалу, где был стан Миссии. Пастырю тяжело было расставаться с чопошцами и со своим детищем — училищем. Он остался бы при своей пастве, но как монах не мог отказаться от своего нового послушания.

   Однажды, когда духовные чада отца Макария собрались тихим вечером исполнять песнопения из любимого на Алтае сборника «Лепта», пастырь сообщил им о новом своем назначении. «Осторожно, любовно сказал он о своем скором отъезде и просил не расстраиваться, не скорбеть, но нежные слова пастыря вызвали еще большую грусть. Все ясно почувствовали, что их друг и просветитель уже не будет жить с ними. Одна раба Божия заплакала и тихо затянула весьма распространенный на Алтае заунывный кант: «Везде беды, везде напасти». Пение продолжалось недолго: оно сразу же прервалось громкими рыданиями и горестными воплями бывших здесь женщин, детей и даже мужчин. Ничем не стесняемые добрые христианские души изливали искреннюю печаль, теряя навсегда что-то дорогое, святое, ничем не заменимое…»[33]

Природа Алтая

   С назначением на должность помощника начальника Миссии на игумена Макария была возложена ответственность ежегодно обозревать все миссионерские станы и наблюдать за состоянием школьного дела. Опытный и ревностный руководитель оживил дело просвещения и обучения среди алтайцев: улучшилось преподавание, возросло число учащихся.

   Новое служебное положение игумена Макария расширяло его возможности проявить инициативу, к которой он всегда был склонен. Труды его усугубились. Он снискал искреннее уважение и любовь архимандрита Владимира. Когда в 1880 г. была учреждена Бийская кафедра, а архимандрит Владимир был рукоположен в епископа и поставлен во главе ее, священноначалие определило быть игумену Макарию его приемником по руководству Миссией. В 1883г. отцу Макарию был дан сан архимандрита. И на новой должности отец Макарий проявил те незаурядные качества, которые дали возможность исполнить ответственное послушание начальника Миссии образцово. Сподвижник его Иннокентий (Соколов), архиепископ Бийский, выразил это такими словами: «самая строгая справедливость требует сказать при сем, что каждое из мест, на кои ставился почивший, тотчас возвышалось от лица его и обращало на себя общее внимание. Не только собратия по званию, не только начальники и архипастыри, но самые инородцы почитали его одним из редких людей своего края. Скажем более: последние благоговели перед своим пастырем, всего себя отдавшего на служение им, на обращение их из пагубной тьмы язычества к спасительному Свету Веры Христовой, возвещавшим им Божественные Евангельские Истины родным их языком, утверждавшим их в этих истинах живыми поучениями в благовремение и безвремение: и в храме, и в школе, и у домашнего их очага, учившим словом, а еще более примером своей Богоугодной жизни»[34]. Историк Алтайской Миссии, современник Владыки Макария И. И. Ястребов свидетельствовал о том же: «Даже в самых захолустных уголках, недоступных дебрях и среди язычников имя Владыки Макария произносится с великим уважением. Такая популярность достается в удел немногим»[35].

   Сердечные отношения к своим сотрудникам, умение подвигнуть их на труды, организаторские дарования, а также любовь и уважение алтайцев обеспечили успех его руководства Миссией. При нем значительно возросло число станов, церквей, школ, умножилось число крестившихся, расширилась Миссия. Во время его руководства Алтайской Миссией раздвинулись и границы миссионерской деятельности.

   Просветительское влияние распространилось также на Киргизию (в 1882 г. была открыта Киргизская Миссия, которую также возглавлял отец Макарий), Нарымский край, Минусинский округ. Влияние это шло через воспитанников Бийского училища. Открытое в 1883 г., оно готовило катехизаторов из местных жителей. Сначала его учащиеся сопутствовали миссионерам в их поездках, а потом сами стали совершать миссионерские путешествия. Архимандрит поставил это училище на образцовую высоту. Он вникал во все подробности его жизни. Об уровне обучения в Бийском училище говорит тот факт, что питомцы Улалинского миссионерского училища (основано было в 1867 г. архим. Владимиром, но в 1875 г. перешло в ведение игумена Макария и доведено им до возможного совершенства), сначала посылались для усовершенствования в Казанскую духовную семинарию, а с открытием училища в Бийске в его стены.

   Архимандрит Макарий ясно понимал значение монастырей на Алтае в миссионерском деле. В 1881 г. Улалинская женская община, основанная еще в 1863 г., стала Николаевским миссионерским монастырем. Несколько сестер его стали учителями миссионерских школ, а несколько насельниц было послано в Серафимо-Понетаевский монастырь Нижегородской епархии для обучения иконописи и живописи.

   Зимой 1881 г. игумен Макарий заболел. Приглашенный врач установил тяжелую форму брюшного тифа. У больного был жар. Епископ Владимир (Петров) направил человека с письмом в Улалу, где находился чудотворный образ великомученика и целителя Пантелеимона, с просьбой помолиться о недугующем. Вскоре на имя о. Макария с Афона пришел конверт, в котором была копия с иконы великомученика Пантелеимона. В письме было сказано: «От таких изображений бывают исцеления болящих, притекающих с верою». Игумен Макарий положил на грудь изображение и стал молиться, но сил было мало. Приехавший доктор, измерив температуру, сказал, что у больного жар. Если не будет печального исхода, жар будет держаться с неделю. Вечером чудесным образом произошла перемена. Больной пропотел и не чувствовал жара. «Доктор сперва не хотел верить: утром он много возился с больным, желая достигнуть хотя бы небольшого увлажнения кожи, натирая тело мокрыми полотенцами, но результата не достиг никакого, а теперь удивленно и обрадованно заговорил, быстро осмотрев больного:

— Да, действительно… но это удивительно… температура спала… нормальная… это просто чудо,

А владыка с мягкой радостной улыбкой сказал:

— Истинно чудо, а Чудотворец наш — в Улале; Ему сегодня должны молиться там отцы и братия, и их общая молитва лучше нашей дошла до Бога.»[36].

Епископ Бийский Макарий (Невский)

   12 февраля 1884 г. архим. Макарий был рукоположен в епископа Бийского, а его предшественник епископ Владимир был поставлен на Томскую кафедру.

   Бийск — город Алтайский, поэтому для Владыки Макария миссионерская деятельность продолжала оставаться в центре его трудов. Он продолжал уделять много внимания Бийскому катехизаторскому училищу, где со временем стали обучаться не только алтайцы, но и представители других народностей: шорцы, киргизы, абинцы, матурцы, сагайцы и даже остяки из Нарымского края.

   В целях противораскольнической деятельности епископ Макарий учредил в 1884г. в Бийске Братство святителя Димитрия Ростовского. Работе его он придавал большое значение. Сам Владыка неоднократно бывал во всех значительных старообрядческих поселениях епархии и устраивал собеседования с раскольниками. Обличал он деятельность и ссыльных революционеров, их разлагающее влияние на народ. 22 мая 1886 г. ночью был подожжен дом с явно выраженным намерением сжечь Владыку. Сгорел не только дом с ценной библиотекой и архивом Миссии, но и здание Катехизаторского училища. Епископ Макарий спасся. Владыка успел с опасностью для жизни вынести антиминс, Евангелие и потир, находившиеся в его домашней церкви. «На ветрах многих стоит град сей, от сих ветров запада колеблются домы, на песке основанные, умы и сердца, благодатью не утвержденные… Ветры сии раздули огнь геенский, пожравший жилище наше и дом Божий с гнездом птенцов наших», — говорил еп. Макарий при вступлении Преосвященного Исаакия, епископа Томского в Троицкий собор)[37].

   26 мая 1891 г. Владыка Макарий определен епископом Томским и Семипалатинским[38]. Управляя обширной епархией, Владыка продолжал заниматься миссионерской деятельностью при новых расширившихся возможностях, направлять деятельность Миссии своим архипастырским попечением. Он возглавил также Томский комитет Православного Миссионерского общества. Миссионерско-просветительскую работу Владыка теперь проводил во всей Томской епархии. О возможностях Владыки на новом поприще писал проф. Н. И. Ильминский обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву: «Ваша мысль о замещении оной (архиерейской кафедры) Преосвященным Макарием совершенно верная и справедливая. С личной стороны он вполне заслужил своими тридцатилетними трудами повышения. Но гораздо серьезнее само дело. Если сопоставим университет с тысячами разнообразных инородцев, с нуждами и делами миссий, то Преосвященного Макария и заменить-то даже для Томской епархии некем, кто против него?… Припоминаю записки одного миссионера (напечатанные), где рассказывается, как Преосвященный Макарий говорил поучение тысячной толпе инородцев — и все смолкли и слушали с благоговением и слезами»[39].

   Проповеднические труды митр. Макария органично связаны с его миссионерским и святительским служением. Как проповедника его отличает замечательная ревность в исполнении святого завета апостола: благовествовать благовременно и безвременно. Владыка Макарий учил всегда и везде — не только в храме, но во всех местах, которые он посещал (приходы, школы, общины). «Не было за последние десятилетия ни одного сколько-нибудь выдающегося церковного или общегосударственного явления и события, на которые наш проповедник не откликнулся бы своим учительным архипастырским словом. Огромные нестроения чуть ли не во всех сферах нашей русской жизни, волнения и беспорядки так называемых освободительных лет, дух и настроения в жизни общества за это печальное время вызвали со стороны внимательного, вдумчивого, отзывчивого проповедника длинный ряд жизненных поучений сетующего, скорбящего характера»[40]. Время не умалило силы слов и поучений Святителя. Большинство их применимо и к нашей жизни: «Итак, что же нам делать? Покаемся, ибо за грехи послана такая буря бедствий на нашу страну. Каждый да познает свой грех и оставит его. Кто грешит отступлением от Бога, пусть возвратится к Богу и к матери своей — Церкви. Кто поклоняется золотому тельцу и маммоне, пусть оставит свое идолопоклонство, зная, что в день смерти или общей погибели не спасет богатство. Кто предан был пьянству, разврату, пусть начнет борьбу со своими пороками, твердо веря Писанию, что ни блудники, ни пьяницы Царствия Божия не наследят и что за грехи постигает гнев Божий еще в этой жизни»[41].

   Святитель с особой духовной чуткостью обращал внимание пастырей на воспитание детей. Сознание великой ответственности за духовно-нравственное здоровье детей — будущего поколения православных христиан — побуждало к беседам о христианском воспитании. Как многое из того, что было сказано мудрым и опытным архипастырем, полезно вспомнить в наше время: «помните родители, что школа не исправит ваших детей, если вы испортите их дома. Помните и вы, дети и юноши, что доброе семейное воспитание не сохранит вас от увлечения соблазнами к пороку, если вы не решитесь заранее быть твердыми в добрых правилах воспитания, если не свяжете себя обетами служить Христу даже до смерти и не будете нудить себя ко всякому добру. Помните также и родители, и дети, что человек не может достигнуть желаемого одними усилиями, если не будет ему споспешествовать в этом благодать Божия. Поэтому к усилиям присоединяйте усердную молитву к Тому, от Кого исходит всякое благо, Кому возможно то, что невозможно для человека»[42].

   Митрополит Макарий в своих словах и поучениях часто опирается на Священное Писание, применяя Слово Божие к различным обстоятельствам жизни. Мысль проповедника, всегда логически стройная и ясная, заключена в простую и достаточно совершенную форму.

   Для регулярного влияния на томское общество проповедью Владыка в архиерейском доме выделил помещение, где в течение всего года в воскресные дни преподавались уроки веры путем объяснения Евангелия и изложения православного учения. Сообщались также сведения исторические. С христианских позиций оценивались современные события. В будние же дни там устраивались богословские чтения для интеллигенции. В 1903 г. возникли пастырские собрания Томского духовенства и преподавателей духовно-учебных заведений.

   Особой заботой Владыки была подготовка пастырей и наставников. Воспитательную работу в духовных учебных заведениях он стремился связать с назревшими потребностями времени. В Томских духовных учебных заведениях раньше, чем во многих других епархиях, в программы были включены современные научные дисциплины: космография, естественная история, химия, гигиена, а также искусства, воспитывавшие художественный вкус: музыка, пение, рисование.

   Вникал Владыка и в материальные нужды учебных заведений, а также воспитателей и учащихся. «Его интересовали условия жизни даже отдельных лиц, из которых каждое находило в нем сочувствие к своему положению и помощь»[43].

   Внимание к воспитанию и религиозному образованию народа привело к созданию целой сети церковных школ, которых до епископа Макария не было. При нем по числу их Томская епархия заняла первое место среди сибирских епархий. Подавая пример духовенству, Владыка завел при архиерейском доме школу грамоты, которая со временем стала церковно-учительской. Весь учебный и воспитательный процесс здесь строился по указанию Владыки. «Ревностный архипастырь даже сам писал для школы изложение истории, христианского домостроительства и главных догматов о Боге и Святой Церкви и ежедневно посещал школу, проверяя знания учеников и общее состояние дела, причем дети, непосредственно чувствуя святительскую ласку, не смущались высокого гостя, не сторонились его, а доверчиво беседовали с Владыкой, обнаруживая иногда наивную, но трогательную близость и простоту общения»[44].

   Плодотворное развитие при Владыке Макарии получило Благотворительное дело. Увеличилось число приходских попечительств. Он основал Томское общество попечения о бедных и бездомных «Печальник». Для сирот духовного звания был устроен приют. До этого они ютились в холодных и сырых помещениях. По инициативе Владыки был создан городской приют для бездомных и нищих людей. Сам он пожертвовал на это крупную сумму в 1000 рублей.

Святитель Макарий (Невский) на Алтае

   Современники, близко знавшие архиепископа Макария, говорят не только об отеческой его любви к пастве и ко всем людям, но и об ответной любви. Причем проявления ее были наблюдаемы за пределами епархии. «В Петербурге, куда он был вызываем для присутствия в Св. Синоде, он обратил на себя внимание народа благоговейным служением, простыми назидательными поучениями и своей добротой. Церковь, где он служил, всегда была полна народа, и особенно много явилось проститься с ним. По окончании его речи взрыв рыданий огласил церковь. Собралось множество людей всякого звания и для проводов. Прощаясь с Преосвященным, народ целовал его руки, края одежды, многие плакали»[45].27 октября 1895 г. Казанская духовная Академия избрала Владыку Макария своим почетным членом. 6 мая 1903г. он был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке. 6 мая 1906г. Владыка был возведен в сан архиепископа.

   Но не только простой народ ценил Владыку Макария и воздавал ему должное. Св. равноапостольный Николай (Касаткин) писал ему: «Течение времени неуклонно развило Богом данные Вам силы и способности к избранному Вами служению и обогатило Вас опытностью; Ваше усердие к служению приумножило излиянные на Вас Господом дары благодати Божией… Вы, постоянно возвышаясь, взошли на вершину священной горы, где сияете ныне светом в виду всего православного народа»[46].

   В ноябре 1912 г. священномученик митрополит Владимир (Богоявленский) был переведен с Московской кафедры на Санкт-Петербургскую кафедру. Обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер предложил кандидатуру архиепископа Антония (Храповицкого). Сначала Государь согласился, но через несколько дней переменил решение. 25 ноября 1912 г. вышел «Высочайший рескрипт о назначении Архиепископа Томского на Московскую Митрополию»[47]. В нем Государь Николай Александрович как бы от лица всего православного народа подводил итог многодесятилетних безукоризненных трудов на благо Церкви: «Ваше служение Святой Христовой Церкви, свыше пятидесяти лет продолжающееся в пределах Томской епархии и отмеченное подвигами ревности Вашей по просвещению светом Христова учения инородцев Алтая, дало Вам возможность близко ознакомиться с просветительными и миссионерскими нуждами Церкви. С особой ясностью Вы уразумели, сколь трудны задачи духовной школы, призванной подготовить к служению Православной Церкви пастырей просвещенных, твердых в вере, согретых искренней любовью к пастве, ограждающих ее словом истины от всяких заблуждений и способных содействовать поднятию уровня ее нравственного и материального благосостояния…». В конце выражалась твердая надежда, что и «на новом поприще Вы явите себя ревностным и самоотверженным блюстителем интересов и величия Святой Православной Церкви». Обращает на себя внимание, насколько точно Государь представлял состояние и духовные нужды Московской митрополии. Богатый миссионерский опыт Владыки Макария указан как главная причина его назначения. История показала, что была необходима внутренняя миссия. Не только далекий Алтай, но и первопрестольная Москва нуждалась в пастырях-подвижниках. Религиозное состояние русского общества (особенно образованной его части, все глубже погружавшейся в европейскую культуру) было весьма неблагополучным. Постепенно умножалось число людей внутренне расцерковленных. Холодная, обрядовая вера делала многих людей безрелигиозными. Мятежно и оппозиционно настроенная часть общества увлеклась различными противохристианскими идеологиями. В умонастроении интеллигенции преобладал скептицизм и рационализм. О современных ему духовно-нравственных болезнях говорил св. прав. Иоанн Кронштадский в Слове на Новый 1907 год: «Посмотрите, как мир близится к концу; смотрите, что творится в мире; всюду безверие, всюду наносится оскорбление Существу бесконечному, всеблагому; повсюду хула на Создателя, всюду дерзкое сомнение и неверие, неповиновение… повсюду потеря стремления к высоким, духовным интересам, ибо весь почти интеллигентный мир потерял веру в бессмертие души и вечные ее идеалы…»[48].

   Трудно представить, кто лучше Владыки Макария соответствовал острейшим нуждам внутренней миссии. «У Владыки Макария, — говорит епископ Арсений (Жадановский), близко знавший его в должности викария Московского митрополита, — в прошлом был полувековой миссионерский подвиг, природная способность учительства и продолжительный монашеский, святительский и старческий опыт; он имел приобретенные долголетней жизнью всесторонние познания, даже чисто житейские, практические, во сто крат превышающие всякие академические степени»[49].

   Близко стоявшие к Владыке Макарию люди свидетельствуют, что он никогда не стремился занять высокое положение, не заботился о создании себе так называемой «карьеры». Во всех своих трудах он ничего не видел пред собою, кроме славы Божией и спасения людей. Успешно окончив духовную Семинарию, он отказался от продолжения учебы в Духовной Академии, а ушел на Алтай проповедовать Святое Евангелие.

Митрополит Московский Макарий в Шамординской Казанской женской обители. Слева за святителем стоят Оптинские старцы — прп. Анатолий (Потапов) и сщмч. Исаакий (Бобриков)

  С покорностью воле Божией 77-летний архиепископ принял на себя труды по управлению Московской митрополией. Это было делом его жертвенного служения Святой Церкви. Сам он к признанию и степеням никогда не стремился.

   Миссионер по опыту и духу, митр. Макарий сразу же по вступлении на кафедру стал подавать личный пример, сопровождая свои богослужения катехизацией народа. Народ в большом количестве собирался в храмы, где служил Владыка. Но большинство московских пастырей, как отмечает епископ Арсений, на призыв архипастыря не откликнулись.

   Много внимания уделял митр. Макарий делу общенародного пения в храмах. Он стремился оздоровить духовное пение и дать такие напевы и слова, которые умиляли бы души и настраивали их духовно.

   Для тесного сближения архипастыря с московским духовенством Владыка устраивал по благочиниям специальные собрания, на которых всегда бывал сам, совершив перед этим Божественную литургию в главном храме благочиния. «Здесь продолжалось то же учительство, носившее характер святоотеческий, а не современный, направленный на устроение лишь внешней жизни… Пастырь во всем должен показывать примеры порядка, как учил святой апостол Павел своего ученика Тимофея: « …будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4.12). Следуя этому, митрополит Макарий старался по-апостольски наставить подчиненных ему священнослужителей в благочестии, сам во всем являясь поистине образцом для верных. Так, он первый показывал пример благоговейного совершения церковной службы и был носителем страха Божия, утраченного в наш век. Он никогда не допускал в храме усмешки, лишнего слова, свободы движений. И какой контраст приходилось иногда наблюдать в алтаре. После причащения священнослужители ведут обыкновенно друг с другом беседы на злобу дня, суетятся, а старец среди общей сутолоки стоит или сидит, погруженный в богомыслие. Подходишь к нему в положенное время за благословением, думаешь что-либо спросить и не дерзнешь, видя, что всякий вопрос может нарушить его молитвенную сосредоточенность. «Христос посреди нас», — кратко скажет он и больше не проронит ни единого слова»[50].

   Предстоятель Московской митрополии, несмотря на свой возраст, был деятелен, интересовался всеми сторонами жизни епархии. Страницы «Московских Церковных ведомостей» представляют собой своеобразную летопись его ревностной архипастырской деятельности.

   Он выступает с архипастырскими посланиями. В одном из них он обращался к священнослужителям: «Многие пастыри не пасут вверенного им стада, хотя одеваются шерстью и питаются молоком от него… Многие пастыри небрежно относятся к своим пастырским обязанностям: некоторые редко совершают богослужения, особенно литургию, а иные, хотя и служат в церкви, но весьма небрежно, неохотно, в храме так все убого, уныло, что пасомые охладевают к вере и перестают посещать богослужения…»[51]. В послании «Боголюбезным обителям богоспасаемого града Москвы» митрополит Макарий, напомнив, что предшествующие лихолетия были остановлены единением православных соотечественников, говорит: «Да послужит это уроком для нашего времени, прекратим и мы начавшиеся разделения, объединимся все около святой Церкви, около царского престола»[52].

   Его поездки по епархии ставили цель возбудить активность внутренней миссии: «Я приехал смотреть не храм ваш и не здания, хотя и это входит в цель моего посещения, но узнать, как устрояете вы свой храм духовный, как живете вы, как спасаете души ваши, как преуспеваете в вере и благочестии»[53]. Он посещал местности, которые были центрами старообрядчества (Гуслицы, Павлово, Богородск и др.) с тем, чтобы местным пастырям преподать советы из своего богатого миссионерского опыта. Как председатель Православного Миссионерского общества он много делал для его активизации, укрепления его связи с жизнью.

   Особой заботой митрополита Макария было учебное дело. Его интересовали не только Московская Духовная Академия и другие духовно-учебные заведения, но и состояние воспитательного дела в гимназиях, и даже в приходских школах. Так, 28 октября 1915 г. он посещает Воскресенско-Ваганьковскую церковно-приходскую школу[54].

Святитель Макарий (Невский) и преподобномученица Великая Княгиня Елизавета во время молебна

   Молитвенная жизнь, духовные качества и нравственная настроенность митрополита Макария нам известны из интересных и подробных воспоминаний его помощника — епископа Арсения (Жадановского). «Кроме того, митрополит Макарий неопустительно проходил весь круг суточного богослужения, жил жизнью Церкви, ее молитвословиями и воспоминаниями, свой ум и сердце постоянно держал во святом возвышенном настроении, иначе сказать, всегда духовно бодрствовал, вследствие чего праздных разговоров никогда не вел, «шутований» избегал, телесного расслабления не допускал и не терпел осуждения ближних. За последним недостатком он особенно следил и, если в разговоре замечал его за собой или у других, тот час же прерывал беседу, говоря: «Мы, кажется, впали в осуждение». Во время трапезы Владыка просил по монастырскому обычаю читать житие дневного святого или что-либо душеполезное. Такой порядок он старался поддерживать во всех местах, где ему приходилось садиться за стол. В этом отношении исключения не делались ни для торжественных обедов, ни для приемов в светских домах. А если трапеза предлагалась в обители, то она сопровождалась, кроме того, пением духовных кантов сестрами или монахами, чем поддерживалась благоговейная святая обстановка…У митрополита Макария были искренние и духовно-молитвенные отношения с преподобномученицей Елисаветой Феодоровной. Он нередко посещал Марфо-Мариинскую обитель и выступал там.

   Как Святитель умел духовно бодрствовать, нам довелось быть свидетелем, когда однажды он проводил Страстную седмицу в Чудовом монастыре. Никогда не забуду полученного мною тогда от маститого архипастыря великого урока духовного трезвения. Владыка умом и сердцем совершенно удалялся от всяких дел и попечений житейских, земных и весь погружался в богомыслие и молитву, что создавало вокруг него таинственную, благодатную атмосферу. Отрадно было в это время с ним молиться и слушать его духовные наставления. Особенно же он бодрствовал последние три дня перед Пасхой: спал только урывками, не раздеваясь, почти ничего не вкушал, выпивая в пятницу лишь один стакан воды, а в субботу довольствуясь небольшим укрухом хлеба и чашки чая. Тогда же довелось мне принять его исповедь, подробную и смиренную.

   Приготовившись таким образом к празднику и пережив со Христом его страдания и крестную смерть, маститый архипастырь встречал Светлое Воскресение с радостным сердцем, а главное, с необыкновенною бодростью: всю Пасхальную неделю он непрерывно служил в главных храмах Москвы, весело славил Воскресшего Христа, повсюду со всеми беседуя и благословляя народ, и это после Великого поста, когда обыкновенно все пастыри чувствуют усталость и стремятся отдыхать…

   Своим живым примером он сильно влиял на всех, кто его знал и входил с ним в общение. В этом отношении Владыка напоминал отца Иоанна Кронштадского, которого, кстати сказать, весьма почитал, получив даже однажды у гробницы его исцеление… Как видно из сказанного, митрополит Макарий был поистине светильником на свешнице Московской церкви»[55].

   То же свидетельствует и другой иерарх нашей Церкви, видный алтайский миссионер архиепископ Иннокентий (Соколов): «Таким же неутомимым и самоотверженным тружеником, таким же пресветлым светильником Церкви остался почивший и тогда, когда волею Провидения возведен был на святительскую кафедру первопрестольной столицы»[56].

   В 1913 году митрополит Макарий получил чудесное исцеление по молитвам св. праведного Иоанна Кронштадтского, с которым его связывали тесные духовные узы. Владыка около шести лет страдал болезнью кожи. «Сухая экзема превратилась затем в мокрую, переходила с одной части тела на другую: со ступней ног на голени, оттуда поднималась все выше и выше, поражая руки и спину. Особенно беспокоила болезнь меня ночью: нужно было вставать в полночь, снимать бинты, старую мазь стирать, смывать, новую намазывать на больные места и опять бинтовать. Так продолжалось до 20 декабря 1913 г. В тот день я приглашен был в Ивановский монастырь служить литургию в усыпальнице, где погребено тело свято чтимого пастыря и молитвенника. После обедни по обычаю была отслужена панихида у гробницы почившего. Я просил исцеления. С того же дня началось и мое освобождение от мучительного недуга… Приготовленные на всякий случай снадобья остались без употребления. Тогда мне понятно стало, что со мной совершилось чудо милости Божией по молитвам того, кто еще при жизни прославился как чудотворец».[57]

   После образования Временного правительства начинается грубое вмешательство революционной власти в жизнь Церкви. Эта политика проводилась через назначенного 4 марта обер-прокурора В. Н. Львова, впоследствии порвавшего с Православной Церковью и присоединившегося к обновленческому расколу. Были смещены с занимаемых ими кафедр как «консерваторы» и «монархисты» видные архиереи: митрополит Петроградский Питирим (Окнов), священномученик архиепископ Тверской Серафим (Чичагов), священномученик архиепископ Калужский Тихон (Никаноров), священномученик епископ Черниговский Василий (Богоявленский) и другие.

   Св. Синод постановлением от 20 марта 1917 года решил уволить за преклонностью лет на покой митрополита Макария Московского. Этому решению предшествовали грубые действия обер-прокурора Св. Синода В. Н. Львова. Владыка Макарий сам рассказал о тех мерах воздействия, которые были применены к нему, чтобы получить от него прошение об уходе на покой: «Такое давление совершалось дважды. В первый раз оно выразилось в том, что обер-прокурор, прибыв на митрополичье подворье в Петрограде с вооруженной стражей, вечером вошел в комнаты Митрополита и, подозвав меня к себе жестом руки, выкрикивал по адресу моему: «Распутинец! Распутинец!». Потом, пригрозив Петропавловской крепостью, потребовал, чтобы я тотчас садился писать прошение в Св. Синод об увольнении меня на покой. Требование мною молчаливо было исполнено. Обер-прокурор взял его и на ближайшем синодальном заседании передал его первенствующему члену Св. Синода. Но на одном из последующих заседаний это прошение было мне возвращено, согласно моей просьбе, как написанное под угрозою. Второе мое прошение об увольнении на покой было написано также под давлением того же обер-прокурора. Дело состоялось так быстро, что ни я, ни, вероятно, члены Св. Синода не успели справиться с Правилами канонов, в которых постановлено: рукописания отречения от управления, вынужденные у епископа страхом или угрозами, недействительны (Кирилла Прав. 1.13)»[58].

Архиепископ Серпуховской Арсений (Жадановский)

   Утверждение, что митрополит Макарий был «ставленником Распутина», казавшееся весьма сильным в глазах некоторых недоброжелателей, в действительности было ложью. Искренний, честный, прямой Владыка свидетельствовал: «С Распутиным я не имел никакого знакомства до назначения меня на Московскую кафедру, ни личного, ни письменного, ни через каких-либо посредников. Только по назначению моему на Московскую кафедру я получил в числе других коротенькую поздравительную телеграмму, подписанную неизвестным мне Григорием Новых. По прибытию в Москву, подобно другим посетителям, пришел ко мне и Распутин. Это было мое краткое — первое и последнее свидание с ним»[60]. О незаконности смещения митрополита Макария с Московской кафедры пишет епископ Арсений: «И вот, как всегда случается при гонении на святых людей, выставлены были лжесвидетельства против законного представителя Московской церкви: будто он по старости лет не в состоянии уже управлять епархией… Как известно, дело духовное никогда не стареет, и маститый святитель лишь преуспевал из года в год в служении Церкви и в пастырстве, а потому и осталось навсегда вопросом, зачем же удалили с кафедры Митрополита Макария? Людей верующих это событие не могло не волновать. По церковно-каноническим правилам насильственное лишение епископа своей кафедры является недействительным, хотя бы оно произошло «при рукописании» изгоняемого. И это понятно: всякая бумага имеет формальное значение, написанное под угрозой не имеет никакой цены»[61].Предшествовали увольнению митрополита Макария также собрания части московского священства и мирян, стремившихся вести церковную жизнь «на новых началах». Для них Владыка Макарий был «старомонархический» архиерей. В свете вышеприведенного заявления Владыки можно понять активность выступавших: «возбуждение Московского клира и паствы (далеко не всей) произошло после приезда в Москву обер-прокурора В. Н. Львова и его агитации среди паствы против своего Митрополита — агитации, не согласной ни с существующими канонами, ни с гражданскими узаконениями. Церковные каноны определяют, что если епископ не будет принят (народом) не по своей воле, но по злобе народа, то он да пребывает епископ, клир же града того да будет отлучен за то, что такого непокорного народа не учили (Апост. Прав. 36; Двукр. Соб. Пр. 13; Всел. Собр. Пр. 18)[59].

   Митрополиту не разрешили жить в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Он переехал в Зосимову Смоленскую пустынь, но и оттуда попросили его уехать. Местом его пребывания определили подмосковный Николо-Угрешский монастырь: «окружной дорогой повезли святителя на ближайшую к Угреше станцию, не дав ему даже заехать в Москву и проститься с паствой. Выслана была одна лошадь с весьма грязным экипажем, в котором повезли Владыку на место заточения. Добрые люди передавали, что нельзя было без слез смотреть на это унижение Московского Митрополита»[62]. Когда после случившихся событий епископ Арсений (Жадановский) был в Серпухове, то священнослужители города говорили о своем несогласии с удалением митрополита. Они составили от лица священства г. Серпухова и уезда послание, в котором выражали свою преданность и любовь к старцу-святителю. «Это заявление мы отвезли Владыке Макарию и он с кротостью и смирением просил передать всем благословение, а на бумаге написал: «Бог простит. Прошу и я прощения, да покроет всех нас Господь Своей милостью»… Вначале огорченный, старец потом с радостью прощал всех приходящих к нему, видя в этом залог для привлечения благодати и милосердия Божия на «люди согрешившие».

   Владыка прожил в Николо-Угрешском монастыре восемь лет. Имея призвание благовествовать Христово учение, учить и преподавать о Христе Спасителе, он был лишен такой возможности и находился в «заточении», как он сам называл свое положение. Это было причиной его душевных страданий. Когда открылся в августе 1917 г. Всероссийский Поместный Собор, Владыка подал прошение рассмотреть его дело. Его поддержали сибирские иерархи, внесшие запрос о скорейшей ликвидации дела митрополита Макария. «Собор внял, наконец, настойчивому ходатайству архипастырей-миссионеров и вынес полное оправдание святителю-изгнаннику. К сожалению, это постановление не было объявлено всецерковно, а лишь негласно сообщено ему одному»[63].

   Привыкший к деятельности Святитель просил назначить его на другую кафедру. Дело завершилось три года спустя, когда он был утвержден Святейшем Патриархом Тихоном в звании митрополита Алтайского. Одновременно Преосвященному Иннокентию, епископу Бийскому, было послано указание в пределах Алтайских поминать Владыку Макария митрополитом Алтайским. Святитель Тихон уведомил Владыку Макария письмом: «Высокопреосвященнейший Владыко! Приношу Вашему Высокопреосвященству благодарность за Ваш привет. Скорблю о Вашем недомогании. Господь да подкрепит Вас! Предлагаю Священному Синоду, во внимание к Вашим 50-летним трудам на Алтае, сохранить за Вами пожизненно титул Митрополита Алтайского. Поправляйтесь здравием, дабы возможно было и проезжать на Алтай. Прошу Ваших святых молитв и с братской любовью остаюсь Ваш покорнейший послушник Патриарх Тихон. 19 августа 1920 г. Москва»[64].

   Дважды митрополита Макария посещали с обыском (20 июля и 20 октября 1918 г.). Представители власти унесли ценные документы: дневники за 1915-17 годы и десять папок, в которых содержались проповеди, письма, бумаги по Алтаю и Москве и др. Живя в Николо-Угрешском монастыре, Святитель 3 октября 1918 г. подвергся нападению вооруженных бандитов. Подробности об этом мы узнаем из письма Владыки от 11 октября на имя Святого Патриарха Тихона: «В 6 часов вечера сказанного числа, когда началось вечернее богослужение в моей домовой церкви, вошли несколько вооруженных револьверами лиц, через парадную лестницу прямо в алтарь, а оттуда в смежный молитвенный зал, где по обычаю, я нахожусь во время богослужения… Старший, бывший во главе пришедших, предложил мне сесть и начал делать допрос в грубой форме о хранении денежных капиталов и моей ризницы… Не найдя там искомого, он дерзко стал требовать указать место хранения денег, при этом начал угрожать расстрелом. Услышав в ответ, что я запасных капиталов не имею, содержусь на средства пенсии и при помощи монастыря, он направил на меня револьвер, который держал в руке. На это я ответил, что смерть нам, христианам, не страшна, я готов, и, перекрестившись, обратился к нему грудью, ожидая выстрела, но такового не последовало. Разгневанный неудачей своей, он подошел и сделал мне оскорбление рукой»[65]. Святитель со святым христианским смирением перенес эти злострадания. В «Воспоминаниях» епископа Арсения содержатся дополнения к рассказу митрополита: «…приставив револьвер, стали угрожать смертью, настойчиво требуя денег, которых никогда не было у нестяжательного старца. Одев на себя облачение и митру, бесстыжие люди издевались над Владыкой, а один из них, с папироской во рту, сорвал крестик со скуфьи, бывшей на голове архиерея Божия, и рванул его за бороду. «Что ты кощунствуешь? — кротко спросил старец, — Неужели Бога не боишься?». Спустя некоторое время келейник Владыки встретил в Москве на улице одного из участников грабежа, который остановил его и спросил: «Вы из Угреши, от Митрополита? Передайте ему, что я прошу у него прощения. Мне стыдно вспомнить, как мы с ним обошлись». Когда старцу передали об этом, он перекрестился и сказал: «Слава Богу, совесть заговорила, я давно все им простил»[66].

   После пережитого у Владыки появилось желание перейти в одну из обителей в соседстве с Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой. Об этом он 19 ноября 1918 г. написал Святейшему Тихону. В этом же письме сообщал о своем намерении посетить Болховский монастырь Орловской епархии, где погребен основатель Алтайской Миссии архим. Макарий (Глухарев).

   Некоторое время спустя митрополит Макарий оставил свое желание покинуть Угрешу после того, как во сне увидел свою мать. Она явилась к нему в дом, осмотрела все вокруг, накинула крючки на все двери. Из этого сонного видения он заключил, что ему должно остаться в Николо-Угрешском монастыре.

   По праздничным и воскресным дням Владыка служил в соборе монастыря, произносил проповеди, принимал на благословение народ, общался со своими духовными чадами, которые приезжали к нему. Он пользовался любой возможностью учить и наставлять детей. Приходили к нему дети не только жившие вблизи монастыря, но и из местной колонии. Они очень любили посещать старца. Ольга Серафимовна Дефендова, ухаживавшая за митрополитом, рассказывала: «В утешение Святителю дети говорили стишки, читали молитвы, пели из «Лепты», а он учил их священной истории, задавал уроки, спрашивал и вразумлял. В праздники малыши прибегали к обедне, а в дни Ангела непременно исповедовались и причащались… Дети очень любили старца и не боялись его: например, трехлетние малютки говорили ему стишки и льнули к нему своей ангельской душой… Так утешали дети святого нашего старца, он же всем им отвечал одинаковой любовью и лаской. Трогательно было все это видеть и наблюдать».

   Владыка был в близких отношениях с братией Николо-Угрешского монастыря. «Все оставшиеся в обители иноки (в числе сорока из прежних двухсот) постепенно оценили Святителя-изгнанника: по очереди приходили служить (с ним) и относились к нему с большой любовью»[67].

   Большую радость доставляло Владыке Макарию посещение его духовно близких ему людей. Несколько раз приезжал к нему в Николо-Угрешский монастырь Святейший Патриарх Тихон. Сохранилась совместная фотография. Бывал у митрополита Макария архиепископ Бийский Иннокентий (Соколов), обсуждавший с ним миссионерские дела на Алтае. Особое внимание оказывал Владыке Макарию благоговейно чтивший его епископ Серпуховской Арсений, уверенный в его святости. Об этом он писал в богатых жизненными подробностями воспоминаниях.

   В 1925 году Владыка хотел ехать на похороны Святейшего Тихона, но не смог. А когда новый Местоблюститель митрополит Петр (Полянский) приехал к старцу просить благословения на новое, в высшей степени ответственное свое служение, Владыка Макарий с любовью принял его, отзываясь о нем, как о человеке достойном, простой души, и, в знак расположения, подарил ему свой белый клобук[68].

Священномученик Сергий Мечев у святителя Макария (Невского) в Николо-Угрешском монастыре

   Митр. Макарий был открытого и благорасположенного к людям характера. Утешался, когда посещали его, особенно духовные лица. Искренне страдал за других и соболезновал несчастным. «Зимой, поддерживая тепло, скорбел о тех, у кого холодно, и всем окружающим и посторонним посетителям разрешал у себя греться[70], даже на лежанку… Вообще вся обстановка личной, келейной его жизни дышала патриархальной простотой, и людей он любил»[71].Посещали Владыку и московские батюшки вместе со своими приходами. Побывал в Николо-Угрешском монастыре протоиерей Николай Смирнов-настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах. Летом 1923 и 1924 гг. с многочисленной паствой, включая престарелых женщин и детей, посетил старца прот. Сергий (Мечев), называвший митр. Макария «живым русским святым». Участник одной из таких паломнических поездок вспоминал: «Время было тяжелое, всем нам хотелось укрепиться возле светильника Православия-Владыки Макария, чтобы устоять в истине, если придется подвергнуться испытанию»[69].

   Вечером 7 (20) августа 1920 г. Владыку постигла болезнь, которая до конца жизни изменила внешний строй его жизни — частичный паралич.

   Но и в болезни вел он жизнь подвижническую. Вставая в половине пятого, читал утренние молитвы, дневной Апостол, Евангелие, толкование, синодик, 3, 6 и 9 часы, садился за работу. В 7 часов молился за Литургией, вычитывая по служебнику все молитвы. После скромного завтрака вновь садился за труды. В праздности не находился ни единого часа. В течение дня по четкам он совершал особое правило, молясь Спасителю, Божией Матери и многим святым, которых особо чтил. После вечерней службы Старец продолжал занятия или читал духовные книги. Спал всегда в подряснике урывками, прерывая сон ради духовного бодрствования. В 12 ч. ночи вычитывал полунощницу.

   Болезни Владыка переносил просто и без ропота. Почти постоянное самоукорение было его обычным настроением. Порой оно было настолько сильным, что ему приходили мысли о своей неготовности к смерти. Нередко говорил: «Не готов я. Какой ответ дам Богу, что отвечаю, чем оправдаюсь? Добрых дел не имею, а все сделанное не мое».

   У Владыки были видения, которые он записывал или запоминал. О некоторых из них сообщает епископ Арсений: «6 апреля 1920 г. Был в сонном видении в раю. Красота его была не столько для зрения, сколько в ощущении какой-то сладости для вкуса. Трудно пересказать эту сладость, ее приятно ощущать». «6 июня 1920 г. Успокоительный сон. Виделся пришедший ко мне Спаситель в человеческом виде, держащий в руке хартию, — как бы свидетельство, даваемое Им мне. Содержание почти забыто, но для души моей оно было отрадно. Суть его заключалось в том, что все совершающееся со мной Ему ведомо, допущено для моего же блага. По пробуждении чувствовал отраду. Очень жаль, что подробности забыл». Однажды, уже во время своей болезни, Владыка рассказал сон, который видел, еще когда начал служить в Миссии в звании церковного служителя: «Вижу, — говорил он, — будто нахожусь в алтаре, где у горнего места стоит плащаница с изображением Распятого Христа. Вдруг Спаситель поднимается и идет к северной стороне. Я, тогда еще Михаил, говорю: «Господи, и я пойду за тобой!» Спаситель отвечает: «Иди». Я повторяю снова: «Господи, и я пойду за тобой!» «Иди», — последовал ответ, но неотчетливый, и я дерзнул в третий раз сказать: «Господи, и я пойду за тобой!» «Иди», — ответил уже ясно Спаситель, посмотрев на меня. После этого Христос вошел в северную дверь иконостаса и стал как бы подыматься по лестнице, я следовал за Ним и увидел наверху пылающий огонь. Я спросил: «Господи, что это такое?» «Это — огонь геенский раздувается», — ответил Спаситель и направился к южной стене, где оказалось узкое круглое отверстие, куда Он вошел, указывая и мне идти туда же за Ним». Этим Владыка закончил описание своего сна, сделав такое замечание: «Вот я и испытываю теперь этот тесный конец: сижу изгнанный, недвижимый, скорбный и больной»[72].

Икона святителя Макария (Невского)

   В феврале 1926 года Владыка заболел воспалением легких. За несколько дней до смерти он перестал принимать пищу и говорить. 16 февраля (2 марта) над ним было совершено таинство елеосвящения (соборование) архиепископом Иннокентием, епископом Арсением и другими приехавшими из Москвы пастырями. Болящий Владыка сознавал происходящее. Глаза его были открыты, сам он держал свечу.

  Вечером 16 февраля в присутствии митрополита Макария была совершена всенощная священномученику Ермогену. Владыка лежал тихо и спокойно. После окончания службы все вышли из комнаты, но через полчаса сестра милосердия сообщила, что Владыка умирает. Преосвященный Арсений дважды прочел отходную. «Едва я кончил, как святитель Божий глубоко вздохнув, тихо предал дух свой Господу…»[73]

   19 февраля были совершены заупокойная литургия и отпевание архиепископом Иннокентием при сослужении шести епископов и семидесяти девяти священнослужителей.

   Похоронен был митрополит в ограде, близ алтаря местной церкви села Котельники (близ станции Люберцы), где он жил с 1925 г. после закрытия Николо-Угрешского монастыря. 3 (16) апреля 1957 г. Святейшим Патриархом Алексием была учреждена комиссия, которая вскрыла могилу Владыки. Гроб почти весь разрушился (осталась лишь нижняя доска), а тело и облачения оказались нетленными. Тело митрополита Макария было перенесено в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и погребено в нижней части Успенского собора.

   В 2000 году на Архиерейском Соборе митрополит Макарий был причислен к лику святых.

   День памяти 1 марта (16 февраля по ст.с), 18 октября (5 октября по ст.с.) в соборе Московских святителей.

Тропарь святителю Макарию, митрополиту Московскому и Коломенскому, гл. 4

   Божественный веры проповеданием, землю Сибирскую озарил еси, теплоту и свет Христов источая, ко Христу многия люди привел еси, первопрестольному граду Москве и всея России преславное украшение явился еси, апостольским деянием ревнуя, созидал еси Церковь Христову, пастырю наш добрый святителю Макарие, моли Христа Бога спастися всем нам.

[1] Московские Церковные ведомости, 1915, № 42, с. 590.
[2] Авроров П., свящ., Пребывание Высокопреосвященного митрополита Макария Московского на своей родине, СПб. 1913.
[3] Арсений (Жадановский), еп., Митрополит Макарий. — В кн.: Царю Небесному и царю земному верный. Митрополит Макарий Московский, Апостол Алтайский (Парвицкий — Невский) М., 1996, с. 263.
[4] Авроров П., свящ., пребывание Высокопреосвященнейшего митрополита Макария Московского на своей родине, СПб. 1914, с. 16.
[5] Рождественский Иоанн Николаевич (1803-1894), протоиерей, воспитанник Московской духовной Академии, член Московской консистории, один из учредителей Общества любителей духовного просвещения. Автор духовных трудов.
[6] Еп. Арсений (Жадановский). Митрополит Макарий, — «Царю Небесному и царю земному верен», с.172.
[7] Епископ Арсений (Жадановский). Митрополит Макарий. «Царю Небесному и царю земному…», с.264.
[8] Митрополит Макарий. Полное собрание проповеднических трудов (слов, бесед, поучений, посланий, воззваний, постановлений) за время служения в архиерейском сане (1884-1913 гг.), Сергиев Посад, 1914, с. 382-383.
[9] Том. Е. Вед., 1911, № 13, с.683
[10] Ливанский И., прот., Высокопреосвященнейший Макарий, митрополит Московский и о. Архимандрит Макарий Глухарев, основатели Алтайской Миссии, Орел, 1913, с. 11-12.
[11] Макарова-Мирская А.И., Апостолы Алтая. Сборник рассказов из жизни алтайских миссионеров. Харьков, 1914, репр. М., 1997.
[12] Протоиерей Михаил Чевалков был родом алтаец.
[13] Макарова-Мирская А.И…. с. 18-19.
[14] Митрополит Московский Макарий (Невский). Избранные слова, речи, беседы, поучения. М., 1996, с. 5.
[15] Архимандрит Макарий (Глухарев).
[16] А. Макарова-Мирская. Апостолы Алтая (Сборник рассказов из жизни алтайских миссионеров), Харьков, 1914, (репринт: М., 1997, с.18).
[17] Божий слуга. Из записок сотрудника Алтайской миссии, священника Василия Вербицкого, — в кн. А.Макарова-Мирская. Апостолы Алтая … с. 38, 41.
[18] Там же, с. 41 — 42.
[19] Там же, с. 43 — 44.
[20] Монастырей тогда на Алтае не было. Только в 1879 г. был основан первый мужской Благовещенский Чолышманский монастырь.
[21] А.Макарова-Мирская. Апостолы Алтая … с. 61.
[22] Отец. Так алтайцы называли священников.
[23] А. Макарова-Мирская. Апостолы Алтая … с. 62
[24] «Русский паломник», 1911 г., № 16, с. 254.
[25] Там же, с. 254-255.
[26] А. Макарова-Мирская … с. 290-292.
[27] «Русский паломник», 1911, № 16, с. 255-256.
[28] Нестор (Анисимов), иером., «Православие в Сибири» (исторический очерк), Сиб., 1910, с. 65.
[29] Харлампович К. В. Высокопреосвященный Макарий (Невский), Казань, 1905 . Цит по кн.: «Царю Небесному и царю земному верный…», с. 251.
[30] Там же, с. 252.
[31] Арсений (Жадановский), епископ. Митрополит Макарий (Невский), — Воспоминания, М., 1995 г., с. 190.
[32] Арсений (Жадановский), епископ. Митрополит Макарий (Невский), — Воспоминания, М., 1995, с. 190.
[33] Там же, с. 192.
[34] Слово при погребении Митрополита Макария. — Цит. по кн.: Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания, М., 1995 г., с. 244.
[35] Цит. по кн. «Царю Небесному и царю земному…», с. 254.
[36] Макарова-Мирская А.И…. с.85.
[37] Архипастырские послания, воззвания и наставления Макария, Митрополита Московского и Коломенского, Вып. 11, с. 203.
[38] Титул несколько раз менялся: с 1905 г. — Томский и Барнаульский, с 1908 г. — Томский и Алтайский.
[39] Письмо приведено Харламповичем К. В. в очерке «Высокопреосвященный Макарий (Невский), Казань, 1905, — Цит. по кн.: «Царю Небесному и царю земному верен…», с. 257.
[40] Димитрий Беликов, прот. Высокопреосвященный Макарий, Архиепископ Томский, как проповедник. — «Прибавление к Церковным Ведомостям», 1911, N 30-32. Перепечатано в кн.: «Царю Небесному и царю земному…» с. LIV.
[41] Речь по поводу современных лжеучений. — Макарий (Невский), митр., Избранные слова, речи, беседы, поучения, М., 1996, с. 137.
[42] Макарий (Невский). Избранные слова… с. 187.
[43] Харлампович К. В. Высокопреосвященный Макарий…, — «Царю Небесному и царю земному…», с. 258.
[44] Там же, с. 259.
[45] Там же, с. 260.
[46] «Томские епархиальные ведомости», 1911, № 13. с. 683.
[47] «Церковные Ведомости», 1912, № 48 — 49.
[48] Св. прав. Иоанн Кронштадский. Новые грозные слова «О Страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающимся», 1906 -1907, б.м., б.г., с. 3-4 .
[49] Еп. Арсений (Жадановский) «Митрополит Макарий, — «Царю Небесному и царю земномному верный, Митрополит Макарий, Апостол Алтайский (Парвицкий — «Невский»), 1835 — 1926, М., 1996, с. 270.
[50] Арсений (Жадановский), епископ, Воспоминания… с. 198-200.
[51] «Московские Церковные Ведомости», 1913, № 10, с. 2-3.
[52] Там же, 1915, N37, с. 527.
[53] Григорий, архимандрит. Миссионерское обозрение Его Высокопреосвященством Высокопреосвященным Макарием, Митрополитом Московским и Коломенским, приходов и монастырей Московской епархии с 5 по 15 августа 1913 г., М, 1913.
[54] Московские Церковные Ведомости», 1915, N 45.
[55] Арсений (Жадановский), епископ. Воспоминания … с. 200-201.
[56] Слово на погребении. — там же, с. 245.
[57] Арсений (Жадановский), еп. Митрополит Макарий (Невский). — Воспоминания, М., 1995, с.201.
[58] Митр. Макарий «Мой ответ В. Н. Львову», — «Московские ведомости», 21 июня 1917 г.. № 131.
[59] Там же.
[60] «Московские ведомости», 21 июня 1917, № 131.
[61] Арсений (Жадановский), епископ. Воспоминания … с. 202-203.
[62] Там же, с. 209.
[63] Там же, с. 211.
[64] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и Всея России, М., 1994, с. 167.
[65] Там же, с. 156.
[66] Арсений (Жадановский), епископ, Воспоминания … с. 211.
[67] Арсений (Жадановский), епископ. Воспоминания … с. 217.
[68] Апухтин К. История продолжается … В кн.: «Царю Небесному и царю земному верен…», с. 345.
[69] Арсений (Жадановский), еп. … с. 239.
[70] Апухтин К. … — «Царю Небесному … с. 343 — 344.
[71] Дров не хватало и потому только небольшая часть помещений монастыря обогревалась.
[72] Арсений (Жадановский), епископ, Воспоминания, М., 1995, с. 239
[73] Арсений (Жадановский), епископ. «Царю Небесному и царю земному верный», с. 242.

 

Иеромонах Иов (Гумеров)